Французский дьявол - Страница 65

– Пистолеты заряжены? – перебил я монаха.

– Разумеется.

Я глубоко вздохнул, успокаивая зачастившее сердце, и незаметно огляделся. Нет, ни для кого из команды мы в данный момент не представляли ни малейшего интереса, все взоры были прикованы к исконным врагам, венецианцам.

С ловкостью фокусника я сунул за пазуху два пистолета, а в левом рукаве прекрасно поместился кинжал. Никогда я не понимал новой моды, пришедшей к нам из Бургундии в позапрошлом году. К чему эти расфуфыренные панталоны и обтягивающие рукава камзолов? Разве в такой рукав поместится кинжал или хотя бы метательный нож? Но даже если и влезет, то все равно получится полная несуразица. Ты или не вовремя замешкаешься, судорожно пытаясь выхватить клинок, или явишь на всеобщее обозрение ножны, укрепленные на предплечьях. То-то все будут тыкать в тебя пальцами и гнусно ухмыляться за спиной!

Сейчас на мне была надета рубаха под курткой из плотной ткани да широкие штаны, заправленные в сапоги. Есть где укрыть целый арсенал. А модничать я начну, когда примусь обучать новое поколение телохранителей. Или если посвящу себя врачебной карьере, ведь лекарям ни к чему прятать скальпели в тайном месте. Эти люди мирной, хоть и нелегкой профессии обычно кромсают пациентов прилюдно, а звонкую монету им платит не заказчик кровопролития, а сама жертва хирургического вмешательства. Точно так же лекари не считают нужным укрывать от постороннего взгляда прочие острые безделушки: различного диаметра иглы, пилы для работы по кости, тяжелые молотки и ампутационные ножи, больше похожие на тесаки.

На какое-то мгновение я даже ощутил грусть, так захотелось полечить какого-нибудь бедолагу, но затем встряхнулся, возвращаясь к действительности.

– Еще есть что-нибудь? – нетерпеливо спросил я, краем глаза косясь на бомбардиров.

– Стыдитесь, брат мой, – укоризненно покачал головой монах. – Жадность – один из семи смертных грехов. И потом, должен же я и себе хоть что-то оставить.

Я хмыкнул:

– Сразу не мог вооружиться? Зачем было держать все в сундуке?

– Боялся, что, когда буду протискиваться сквозь толпу, кто-нибудь из сарацин может заметить у меня оружие.

Глядя, с каким проворством брат Иосиф сует в рукава рясы различные смертоубийственные железяки, я только головой покачал. Вот фарисей! С другой стороны, имеет полное право жадничать, поскольку сам ухитрился где-то раздобыть все это богатство. А кстати, где?

Убедившись, наконец, в том, что ни в рукава, ни за пазуху ничего больше не влезет, мой спутник скривился так, словно сжевал лимон, и нехотя кивнул мне. Мол, ни в чем себе не отказывай, там, на дне осталась еще целая куча всякого добра.

Когда мы оторвались от опустевшего сундучка, брат Иосиф тихонько позвякивал на каждом шагу. К счастью, на палубе галеры стоял такой шум и гам, что различить это вызывающее бряканье и дребезжание можно было, только подойдя к нам вплотную.

– Так где ты взял оружие? – тихо спросил я.

– В капитанской каюте, разумеется, – с недоумением покосился на меня монах. – Но ты не беспокойся, там еще много осталось.

– А что же его девица, неужели она не возражала?

– Ну как же она будет мне перечить с надежным кляпом во рту? Так, посверкала слегка глазами, помычала грозно да и успокоилась.

В душе я был в восторге от предприимчивости, проявленной монахом, а если и чувствовал легкую досаду, то оттого лишь, что сам не догадался провернуть нечто подобное. Благодаря отваге и смекалке моего спутника из безоружного и беспомощного пленника я превратился… тоже в пленника, но основательно вооруженного. На меня словно повеяло воздухом свободы, и от этого захотелось то ли петь и плясать, то ли все поджечь и разгромить.

Не прошло и нескольких минут, как нам удалось вмешаться в сражение. Четыре пушки, распложенные на корме галеры, время от времени изрыгали каменные ядра в сторону венецианцев, носовое же орудие пока молчало, ожидая подходящей цели. Разогнавшись, одна из венецианских галер обошла нас с левого борта, чем неосмотрительно подставила себя под удар.

– Внимание! – пихнул меня в бок брат Иосиф. – Не спи! По команде берешь на себя тех двоих у орудия, сам я займусь пушкарем.

– Идет, – так же тихо отозвался я, еще не понимая, что он задумал. – Но, может, подождем начала штурма?

– Штурма? – вытаращился на меня монах, словно баран на новые ворота. – А зачем нам кого-то ждать, ведь мы-то с тобой уже на борту?

Что-то гортанно выкрикнув, пушкарь поднес раскаленный прут к запальному отверстию, его помощники опасливо попятились, оказавшись всего в двух шагах от меня. Грохнул выстрел, нос галеры окутало густое облако пороховых газов. На несколько секунд все вокруг меня потемнело, словно мы угодили в туман.

– Давай, – пихнул меня в бок брат Иосиф, сам тут же прыгнул вперед, к копошащимся возле пушки сарацинам.

До меня донеслись звуки глухих ударов, кто-то сдавленно простонал.

Только секунду я потратил на то, чтобы выхватить из рукавов кинжалы, затем кинулся вслед за монахом. Как же я не люблю убивать, есть в этом нечто противное природе человека! Но что остается делать, какие времена, такие и нравы.

Оба сарацина стояли ко мне спиной, прикрыв глаза ладонями, один из них что-то бурчал, второй надсадно кашлял. Первому я без особых изысков заученно вбил кинжал прямо под левую лопатку, распоров сердце, тут же сделал шаг вбок, и второй сарацин захлебнулся собственной кровью. Оба умерли, не издав ни звука, второго я даже успел подхватить и аккуратно опустил на палубу.

Откуда-то слева донесся приглушенный всплеск, и брат Иосиф, достойный служитель святой церкви, грязно выругался.