Французский дьявол - Страница 63

Я глянул ему в лицо. Взор мой прям и открыт, руки слегка приподнял и развернул, чтобы были заметны пустые ладони. Подсознательно эта поза воспринимается собеседником как свидетельство чистоты и искренности твоих намерений. Кое-что знаем, чай, не лыком шиты.

– Не понял, что ты бормочешь, – нахмурился монах. – Чайки так пронзительно кричат, что я ни слова не разберу.

– Я сказал, – выговорил я четко и раздельно, – что принадлежу к Третьему ордену францисканцев. Я послушник аббатства Сен-Венсан, расположенного неподалеку от Блуа, а в Англию был послан инкогнито, для выполнения некой важной миссии. Мне очень нужна ваша помощь!

Помолчав, брат Иосиф уточнил:

– Выходит, ты все же не ирландец Трелони, да?

– Брат Робер, – представился я.

Следующие полчаса прошли в беседе о родном аббатстве. Монах с непроницаемым лицом задавал множество вопросов, уточняя распорядок дня, количество и расположение зданий, а также всякие мелочи, вроде того, сколько окон в тамошней библиотеке. Я пыхтел, иногда задумывался, но отвечал уверенно, без ошибок.

– Похоже, ты и в самом деле послушник Сен-Венсана, – признал наконец брат Иосиф. – Не буду спрашивать, что ты делал в Англии, это дело твое и вашего аббата. Спросить хочу лишь об одном: ты когда-нибудь был в Саутгемптоне?

– Это там, где взорвался военный арсенал? – с невинным видом уточнил я. – Ноги моей там не было!

– Я почему-то так и подумал, – признался монах. Хмыкнув, оглядел меня с новым интересом. – Да, дела. Никогда бы не подумал, что встречусь здесь с одним из волчат господина де Ортона.

Заметив, как я вытаращил глаза, брат Иосиф ухмыльнулся.

– Вижу, ты не знал, как в ордене францисканцев прозвали любимцев вашего аббата!

– Волчата, – пробормотал я. Наклонил голову, попробовал слово на вкус и улыбнулся. – А что, мне нравится! Но вам-то откуда это известно?

– Земля слухом полнится, – отрезал монах. Пару минут он разглядывал меня оценивающе, уже всерьез, затем заявил: – Что ж, придется думать, как вытащить нас обоих. Шансы выкарабкаться у нас имеются, а потому будем надеяться, что все обойдется.

В ту минуту мы еще не знали, что судьба уже все решила за нас, молча глазели на медленно перекатывающиеся волны и думали каждый о своем, а на гортанные крики, раздавшиеся откуда-то слева, не обратили никакого внимания. Мало ли что случается на галере, например: отчаялся и ринулся на надсмотрщика раб, прикованный к веслу, подрались между собой матросы или солдаты, показались вдали дельфины, либо впередсмотрящий заметил беззащитное купеческое судно.

Крики тем временем усилились, грозно зарокотал барабан, захлопали плетьми надсмотрщики, с силой вспенили воду длинные весла, ощутимо прибавив скорости галере.

– Слева по курсу корабль, – прищурившись, заявил брат Иосиф.

Несколько минут я без толку вертел головой, пока монах, сжалившись, не ткнул пальцем, и лишь тогда я разглядел скользящее меж волн судно.

То тут, тот там начали собираться группки пиратов, возбужденно переговариваясь между собой, все они неотрывно смотрели на приближающийся корабль. Галера резко отвернула вправо, в сторону от неизвестного судна, а помрачневший капитан, с лицом как грозовая туча, неподвижно застыл на корме, подле рулевого. Руки Абу-Абдаллах скрестил на груди и упорно сверлил тяжелым взглядом нагонявшее нас судно.

– Там целая эскадра из четырех кораблей, – тихо прошептал брат Иосиф. – И это не торговцы, а военные галеры.

Я покосился по сторонам. Судя по тому, как задергались сарацины, они поняли, что их преследует враг. А недруг сарацин для нас, скорее всего, окажется другом.

Переглянувшись с монахом, мы незаметно отступили в сторону, укрывшись от пронзительного взгляда капитана. Нечего лишний раз попадаться ему на глаза, а то еще загонит в трюм.

– Тащи-ка сюда ящик с медицинскими инструментами, – сказал я.

Брат Иосиф довольно кивнул.

– Пусть все видят, что мы заняты делом, – заявил он и тут же исчез, легко скользя между столпившимися пиратами.

Не прошло и часа, как ветер окончательно стих, враз обвисший парус вяло колыхался под редкими порывами, и теперь вся надежда была только на гребцов. Вытаращив от натуги глаза, они наваливались на весла изо всех сил, лишь бы избежать обжигающего удара тяжелой плетью, залитые потом лица покраснели от напряжения, широко открытые рты жадно хватали воздух.

Но все было бесполезно, противник быстро догонял галеру. Его суда были немного короче и уже нашего, зато и двигались не в пример шустрее, а трофейного генуэзца преследователи захватили так умело, что лица сарацин вмиг потемнели.

Часа в два пополудни я наконец разглядел флаг, развевающийся на мачте передней галеры. На черном полотнище гордо реял золотой обнаженный клинок острием вверх.

– Это венецианцы! – взволнованно сообщил я брату Иосифу.

– Вижу, – кивнул тот. – Венецианцы – давние противники сарацин, друг друга они ненавидят смертельно, прямо как кошка с собакой!

Ближе к вечеру даже мне стало ясно, что уйти не удастся. Если капитан и надеялся улизнуть от преследователей ночью, резко изменив курс, то все его надежды пошли прахом. Венецианцы подошли на расстояние пушечного выстрела, о чем и известили нас, отсалютовав из носового орудия.

Ядро рухнуло в воду в каких-то десяти футах за кормой, я смахнул с лица соленые брызги и покосился на капитана. Глаза Абу-Абдаллаха пылали яростным пламенем, время от времени он отчетливо скрипел зубами и бросал очередное ругательство.

За его спиной столпилось не меньше сорока солдат, половина с луками и арбалетами, остальные с копьями и длинными сверкающими клинками. Лица сарацин горели мрачной решимостью, на превосходящего по силе врага они смотрели без всякого страха, обмениваясь негромкими репликами. Вскоре пиратам предстояла тяжелая, кровавая и опасная, но все же привычная работа. Они могли бы стать пахарями или пастухами, гончарами или кузнецами, торговцами или водоносами, но выбрали иную судьбу. Дорога славы частенько приводит воина в объятья костлявой старухи с косой наперевес, и с этим приходится мириться.