По счастью, в пятнадцатом веке все обстоит намного проще, к тому же в самой Британии военные действия не ведутся, оттого армейские хранилища и склады охраняют ветераны или калеки.
Как я и планировал, проблем не возникло. Первый Фургон ожидал нас в условленном месте, в четверти мили от хранилища леса. Я сунул среднему из братьев Джонс несколько монет, тот соскочил на землю и, поминутно сплевывая, тут же растворился в ночной тьме. Лотарингский Малыш вспрыгнул на козлы, всхрапнула запряженная лошадь, и фургон, поскрипывая, покатил вперед. Подъехав к входу в хранилище, мы с Жюлем долго барабанили в наглухо запертые ворота, наконец с той стороны раздались чьи-то шаги.
Подошедший громко зевнул, а затем крикнул, щедро смешивая приличные слова с бранью:
– Убирайтесь к дьяволу, бродяги! Здесь военный склад, и если вы сейчас же не исчезнете, вам придется худо!
– Если ты немедля мне не откроешь, мерзавец, – прорычал Жюль де Фюи в ответ, – то я прикажу тебя выпороть! Получишь десять, нет, черт побери, двадцать плетей! Это я тебе твердо обещаю!
Судя по мгновенно изменившемуся голосу, человек, находящийся с той стороны ворот, тут же проснулся:
– А кто вы?
– Лейтенант Ангольм де Монтегро! – гордо заявил парижанин, подбоченясь.
Трудно хотя бы неделю прожить в Саутгемптоне и не услышать про личного адъютанта командующего. Лейтенант де Монтегро отличается патологической активностью, сует нос во все дыры и обожает наказывать рядовых по разным пустякам. Лично я полагаю, что все дело в росте, ведь адъютант командующего большинству солдат дышит в пупок, а на лошадь взбирается со специальной подставки. Между собой солдаты и сержанты называют лейтенанта говнистым и стараются лишний раз не попадаться ему на глаза.
– Уже открываю, ваша светлость! – с дрожью в голосе выкрикнул солдат, и Жюль медленно потащил меч из ножен.
С той стороны ворот громко забегали и чем-то загремели, подошел кто-то еще и вальяжно спросил, что за чертовщина здесь, собственно, происходит посреди ночи. Разъяснений я не расслышал, но, судя по тому, что подошедший британец громко выругался, а лязг за воротами усилился, он кинулся на помощь. Наконец ворота распахнулись, мы въехали внутрь, вслед за нами втянулся фургон, битком набитый бочонками со смолой и ламповым маслом, там же лежала целая связка факелов. Французы – люди глубоко практичные, мы даже в гости ходим со своей ложкой.
Вытянувшиеся было в струнку англичане насторожились, не обнаружив среди нас обещанного лейтенанта. Ошеломленные догадкой, они растерянно переглянулись, решая, что делать, и Жюль тут же снес одному из них голову. Тонко вскрикнул второй солдат, скорчившись, сломанной куклой опустился на землю. Спешившись, гасконец с парижанином метнулись вправо, туда, где светилось окошко караульного помещения. Вернулись быстро, оба довольно скалили зубы, плащи и сапоги сплошь забрызганы кровью, словно францисканцы только что забили целое стадо свиней.
– Восьмерых уложили, те и пикнуть не успели, – скромно заявил де Фюи.
Главные ворота хранилища, те, через которые въезжают внутрь телеги с бревнами, мы трогать не стали, воспользовались служебным входом. Дверь открылась от легкого толчка, эти британские олухи даже не удосужились запереть ее на замок, и мы оказались среди гор и холмов прекрасно высушенной древесины. Много ли времени надо пятерым крепким мужчинам, чтобы затащить внутрь хранилища пару десятков бочонков с ламповым маслом и смолою, а потом поджечь все это безобразие? Правильно, совсем немного.
Закончив с делами, мы выехали за ворота, аккуратно притворив за собой скрипучие створки. Лотарингский Малыш вновь пересел на своего боевого друга, а лошадь, притащившую фургон, не бросил, а вывел за ворота и звонко хлопнул по крупу.
Кобыла недоуменно оглянулась да и зацокала себе копытами по булыжной мостовой куда глаза глядят. Я одобрительно кивнул. Вот был бы на месте Малыша какой-нибудь англичанин, решивший подпалить во Франции сиротский приют или церковь, разве подумал бы тот мерзавец о судьбе несчастной лошади? То-то же, вот потому победа и будет за нами, что мы люди гуманные, не то что хладнокровные британские злодеи!
Немного отъехав, мы спешились, с интересом наблюдая за хранилищем. Вскоре оттуда потянуло легким дымком, затем появились красные сполохи, а через некоторое временя до нас донесся рев разгорающегося пламени. Все-таки правы те, кто утверждают будто огонь – живое существо. Он торопится жить, и жадно, неаккуратно глодает все, до чего только может дотянуться.
Второй фургон ожидал нас именно там, где условились, и я облегченно вздохнул. Прав малыш Бенджамин, его старшим братьям вполне можно доверять, за деньги они сделают все, что только хочешь. Попроси я, чтобы они продали мне свою престарелую бабушку, глазом не успел бы моргнуть, как братья уже раскопали бы старушку. Звякнули деньги, переходя в руки старшего из братьев Джонс, Лотарингский Малыш привычно вскарабкался на козлы, и фургон тронулся вслед за командиром.
Я проводил наш отряд взглядом, с искренней заботой сказал:
– Друг мой, если ты или твой брат задумаете сдать меня властям, болтаться на виселице мы будем вместе. Думаю, тебе пойдет пеньковый ошейник.
– Отчего это? – насупился старший Джонс.
– А оттого, что я расскажу, как вы во всем мне помогали: и убивать, и грабить, и переправы жечь. А еще вы с братом при мне пили кровь христианских младенцев и меня пытались угостить, все вкус нахваливали.
– Не было такого! – попятился тот. – Грабить, жечь и убивать – это еще куда ни шло, но чтобы пить кровь!..